Девушка-следователь с простой мегрельской фамилией...

[lockbi]

ланировалось что-то такое же небольшое, как про Шуру, но вот ка вышло...

Катерина Туотлия

Катерина Туотлия служила в милиции в одном подмосковном городке в звании младшего лейтенанта. Повышение пришло к ней совсем недавно, после трагической гибели лейтенанта Шихалёва и перевода в закрытую колонию другого лейтенанта, Камышова. Дело было сложным, бандита-рецидивиста ловили по всем подмосковным лесам... Туотлия тогда к делу не привлекли, мол, женщина не должна такими делами заниматься.
А занималась Катерина или Кеке, как называла её мама, обращениями граждан. По привычке, видимо, ведь прежде работала она участковым в Ленинском районе. Затем последовал перевод, повышение, новые обязанности – кражи и ограбления в основном, но всё равно к ней продолжали отправлять всевозможных жалобщиков, пускай иногда и выходило из этого что-то путное.
Родилась и выросла Кеке в Грузинской ССР в смешанной русско-мегрельской семье. Русские предки имелись как по материнской, так и по отцовской линии. Внешность получила необычную для исторической родины: светлые глаза, русые волосы, тонкие черты лица. Но что-то всё равно выдавало в ней жительницу Кавказа, то ли выражение глаз, то ли гордая манера поджимать губы или величавая осанка... Жизнь Кеке после переезда в Московскую область по распределению после института (не верите? А ведь и такое случается, из провинции едва ли не в сердце социалистического мира) оказалась окружена слухами и легендами. Поговаривали, что она дочь какого-то мегрельского князя. Судачили, будто её бабка по молодости крутила роман с Маяковским. Шептались, что мать у неё – золовка двоюродной сестры Берии. И уж совсем тихим, едва слышным свистящим шёпотом передавали из уст в уста, что её прадед лично Николая Второго молодым вином поил.
В то утро Кеке умудрилась не опоздать на работу ни на минуту, хотя проспала едва ли не на полчаса. В маленьком кабинетике уже сидел её коллега, лейтенант Блакитный, а Жахин как всегда где-то задерживался.
- А тебя тут уже дожидаются, - буквально с порога обрадовал её Блакитный. – Пришёл один, говорит, срочной важности дело. Его к нам из прокуратуры отправили...
- Уже и туда сходил? – удивилась Кеке, снимая свой плащ. – Крутой какой-то или так, идейный?
Блакитный пожал плечами.
- Вроде идейный, но кто ж разберёт его, - сказал он. – И это, Фуфлыгину на глаза лучше не попадайся сегодня. Злой прям с утра.
Туотлия вздохнула и благодарно покивала. Заявление от неведомого «идейного» уже лежала на её столе.
«А. Пушкин» прочитала она в заявлении.
- Смешно, - мрачно прочла Кеке и громко крикнула: - Пушкин, входите!
Дверь скрипнула и на пороге возник некий субъект. Полный, одетый в тёплое зимнее пальто, хотя на улице сегодня моросил неприятный октябрьский дождь.
- Вы товарищ Пушкин? – строго поинтересовалась Кеке.
- Д-да, я, - робко ответил вошедший и сделал шаг вперёд. – Я к вам по делу, меня, знаете ли, обокрали. – с каждым словом он говорил всё уверенней. – Сундук дорогой, в подвале там стоял.
Кеке уже успела пробежать заявление глазами. Жил Пушкин в коммуналке, расположенной на полуподвальном этаже.
- Почему антиквариат держали? От кого достался? Как использовали? Почему не передали в музей? – Туотлия взяла со стола остро наточенный карандаш, приготовилась делать пометки.
- Так от деда моего, да от отца...
- А как вашего батюшку звали? – встрял в разговор лейтенант Блакитный, предвкушая, видимо.
- Чорко звали, - Пушкин пожал плечами. – Чорко Пушкин.
Блакитный, да и сама Кеке были удивлены.
- Что за имя такое? – Туотлия взяла себя в руки первой. – Иностранное?
Видимо, её вопрос прозвучал слишком уж резко и подозрительно, потому что Пушкин потупился.
- Нормальное имя, коммунистическое, - с неловкостью ответил он. – «Человечество очень радо коммунизму» расшифровывается. Его дед мой, Зосима придумал. Он сам простой был, всю жизнь на флоте коком прослужил, только вот сундук и нажил. А теперь украли вот...
- Что в сундуке было? Ценности? Вещи? – Кеке чуть заметно тряхнула головой, чтобы отогнать ненужные мысли о замысловатом имени отца потерпевшего.
- Да не знаю я, - совсем смутился Пушкин. – Было что-то, я не заглядывал. Там дети чьи-то были, они воров видели, не знаю. Говорят, двое были, унесли сундук, всё.
Примерно то же самое было написано и в заявлении, только слов побольше, а смысла поменьше.
- Где вы работаете? – помимо всего прочего, заявление было составлено весьма вольным стилем, пропущены такие важные детали, как паспортные данные, адрес места совершения преступления...
- В газете, «Слово мэра», журналист я... Член союза писателей, вот так. В прокуратуре даже смотреть не стали...
- Документ давайте, - Кеке снова перебила его. – И садитесь.
Паспорт был выдан на имя Андрея Чорковича Пушкина. «Вот тебе и совпаденьице, - вздохнула про себя Туотлия. – Одно попадание из трёх».
- Я сегодня зайду к вам, осмотрю место преступления. Вы милицию вообще вызывали?
- Нет, - опять засмущался Пушкин. – Я в прокуратуру пошёл...
- А надо было в милицию. Следы, отпечатки пальцев.
- А нет там, там же кроме сундука ничего не было...
- А дверь? – занудность Пушкина уже порядком её утомила. – И вообще, органам виднее, как раскрывать преступления. Сразу – в милицию. А вы в прокуратуру...
Пушкин шумно сопел, раздувая ноздри, но ничего не говорил.
- Идите уже, - махнула на него рукой Туотлия. – Разберёмся с вашим сундуком.
Хотя сама она прекрасно понимала, что разобраться будет совсем уж невероятно.
Едва дверь за Пушкиным захлопнулась, лейтенант Блакитный дал волю эмоциям. Точнее, впал в уныние. Он ожидал явления очередного тёзки великого поэта, а оказалось всё скучно до невозможности. Кеке же попыталась убедить его, что получилось ещё веселее, чем могло бы быть, когда ещё доведётся встретить товарища с таким отчеством... Веселье было прервано вошедшим лейтенантом Жахиным.
- Ну что, Кать, опять натворила чего? – выглядел он довольно мрачно, но в глазах и голосе мелькнули глумливые нотки.
Жахина Кеке не любила. Относился он ко всем грубо, насмешливо, а к задержанным порой довольно жестоко. Звали его за глаза Чекистом...
- Фуфлыгин тебя к себе вызвал, - «порадовал» новостью Жахин.
Больше он ничего не сказал, плюхнулся на свой стул и сделал вид, что изучает какую-то бумажку, завалявшуюся на столе.
Кеке сунула заявление в папку, подумав, не стоит ли взять её с собой, дабы, если товарищ капитан опять привяжется и начнёт укорять в безделии.
Но уже спустя десять минут Туотлия вернулась в кабинет с другой папкой, более толстой.
- Отчитывал? – озабоченно спросил Блакитный.
Кеке покачала головой, принялась натягивать ещё не просохший плащ.
- Я сначала к этому, к Пушкину съезжу, - ответила она. – А потом в Москву. На Лубянку...
Блакитный закашлялся.
- Зачем?.. – выдохнул он.
Кеке обернулась. На лейтенанте лица не было.
- Да не пугайся, просто документы по засекреченному делу передать, - успокоила она. – Фуфлыгин жутко не хочет, чтобы у него тут кэгэбэшники рылись, вот он меня и отправил.

Оказавшись под усилившимся дождём, Кеке в первую очередь отправилась не на автовокзал, а на простую остановку. До дома потерпевшего Пушкина предстояло ехать ещё минут двадцать.
В подвале она, кончено же, ничего не нашла. Огромное количество следов на пыльном полу, явно детских. Только рядом с тем местом, где стоял сундук – большое прямоугольное пятно, менее пыльное, чем всё остальное, несколько крупных отпечатков, принадлежавших сразу нескольким людям. На всякий случай, Туотлия замерила отпечатки и записала.
После этого она поехала в Москву.
Вообще-то, это было даже неплохо, быть отправленной по такому поручению, хоть и за свой счёт. Фуфлыгин совсем недавно прознал, что у Кеке появились вроде как связи с комитетом, поэтому если вдруг вставала такая проблема, всё сваливал на неё. Конечно, порой приходилось трудно, как, например, с той шайкой осквернителей кладбищ, но в целом терпимо.
А в столовке, что на соседней от комитета улице, всегда можно было выпить прекрасного кофе. А то и в самой комитетской столовке пообедать.
Промокнув окончательно на улице и отсырев в рейсовом автобусе, Туотлия склонилась ко второму варианту. Предъявив самый настоящий пропуск с печатью, Кекке прошла в один из коридоров, просто передала папку в какую-то приёмную и по запаху свежего кофе отправилась искать столовую.
Бывала она там всего один раз. Но ноги сами привели её.
В просторном помещении было почти пусто. Ряды столов, стулья, скучающая повариха на раздаче, да двое мужчин при погонах обедали, сидя у окна. Кеке робко подошла и попросила чашку кофе. Повариха по фамилии Жижкина, как гласила карточка, булавкой приколотая к белому карману на белом халате, кивнула.
- Может, бутербродик возьмёте? – предложила она.
- Нет, спасибо, - покачала головой Кеке, в уме прикидывая, а останутся ли у неё деньги на обратную дорогу после кофе.
- Вы не волнуйтесь, - заботливо прошептала повариха, подавшись вперёд. – Полковник Ухов сказал всё на него записывать.
Кеке тоже наклонилась вперёд и таким же шёпотом ответила:
- Не знаю я никакого Ухова. Мне пропуск генерал Холёный выдал.
Повариха смутилась. Туотлия дождалась своей чашки кофе, осторожно подхватила её двумя руками и отправилась за стол подальше от раздачи.
Напитки, которыми приходилось довольствоваться в столовых Ленинского района, лучше всего характеризовались словом «помои». А попробовав кофе в Москве, настоящий, густой, сладкий кофе с жирными сливками, Кеке едва не расплакалась.
Чем изрядно удивила полковника Ухова.
С Константином Уховым Туотлия познакомилась, конечно, на службе. А конкретно – в засаде. Так уж вышло, что расследовали они одно и то же дело в городском парке. Только лейтенант Туотлия должна была разобраться с тунеядцем-эксгибиционистом, а полковник КГБ разыскивал зарытые социалистические ценности.
Странно, подумала Кеке, делая первый глоток божественного кофе. Вместе с Уховым её видеть никто не мог. С чего же тогда эти намёки? Неужели он действительно отдал такое распоряжение?
В тот раз, когда Ухов угостил её кофе, они даже не сидели за одним столиком. Кофе принесла безучастная официантка, и всё это было похоже на сцену из чёрно-белого фильма о советских разведчиках в капиталистических странах... Выйдя следом за плачущей Кеке, Ухов казался растерянным мальчишкой, а вовсе не опытным полковником, годящимся ей в отцы. Чтобы приободрить девушку, он рассказал о своём прозвище.
- Все думают, что я не знаю, как меня за спиной зовут, - тихо рассказывал он, провожая Кеке до остановки. – «Большой Ух», подумайте только! «Большой Ух»! Как будто у меня большие уши...
Кеке пыталась улыбаться сквозь слёзы, но комок в горле не отступал. Вернувшись из Москвы домой, она потратила оставшуюся половину зарплаты на покупку дорогущего кофе, а ещё выпросила у соседки-старушки настоящих деревенских сливок за полцены. Именно этим ей и пришлось питаться почти две недели.
От кофе и трогательных воспоминаний мысли вяло перетекли к Пушкину и его сундуку. Если бы горе-журналист не отправился сначала в прокуратуру, дело можно было бы и прикрыть, а теперь...
Вздохнув, Кеке вытащила из промокшей сумки чуть отсыревшую тетрадь, карандаш, вырвала листок из середины и принялась писать.
«Генералу Д. Ф. Холёному.
Сего дня в отделение милиции Ленинского района города Е. обратился товарищ А. Ч. Пушкин, член союза писателей, заявив о краже сундука. Сундук был украден из подвала дома, в котором проживал тов. Пушкин. Сундук достался ему в наследство от деда, служившего на военно-морском флоте, и мог представлять историческую ценность. На месте преступления были обнаружены следы мужские, 44 и 43 размера, владельцу сундука не принадлежащие. Возможно, сундук был выкран скупщиками антиквариата с целью перепродажи за...»
Кеке и не заметила, как к ней подкралась повариха Жижкина с блюдцем.
- Это вам от генерала, Холёного, - краем рта пробормотала она.
На блюдце лежал огромный бутерброд с маслом и сыром.
Повариха, громко вздохнув, направилась на своё рабочее место, показушно виляя бёдрами.
«Шпионы, тоже мне», - подумала Кеке.
Конечно же, как она могла не заметить внушительную фигуру полковника!
- Ну раз от генерала, то тогда кофе ещё принесите, - жеманно попросила Туотлия, гордо выправляя спину и вздёргивая подбородок.
Раз «Большой Ух» здесь, то можно было не волноваться об ушах посторонних.


* * *
Вопрос о размещении всегда можно решить полюбовно - вы спрашиваете, я вас люблю.

фраеобзорщику

[L]Lockbi[/L] <a href="http://lockbi.diary.ru/p187238049.htm">выкладывает</a> историю Катерины Туотлия